Моя мать, Крольчиха Зойка, с детства боялась смерти. Она видела, как заскорузлые мужицкие руки лезли в соседние клетки, хватали ее братьев и сестер, били деревянной киянкой по розовым носам, освежевывали на грязном столе, сдирали шкурку а кровавые внутренности бросали дворовым собакам… Нет, моя мать не падала в обморок, не проклинала человечество, не бунтовала, она просто старалась не смотреть. Когда человеческие руки хватали очередную жертву, Зойка делала вид, что ничего не происходит, и с нордическим спокойствием жевала капустные листья. «Бездуховные падальщики», «некрофилы» - так она называла своих сородичей, всякий раз изумленно припадавших к прутьям клетки, когда человек цинично вспарывал очередное кроличье брюшко… Это продолжалось, пока заскорузлые руки не вцепились в ее первого парня – сибарита, хронического оппозиционера, гурмана и гламурного подонка - ангорского кролика Бориску. Бориска сопротивлялся, кричал, требовал справедливости: «В суп?! Меня - в суп?! Меня, баловня судьбы, призванного украшать ваши серые, рабоче-крестьянские будни, ваш безрадостный зоофобный быт!»
Бориска любил роскошь и пафос, он много и напряженно думал о судьбах человечества, он давно ответил на два русских риторических вопроса: «А был ли мальчик?» и «Кому на Руси жить хорошо?» Он был бел, пушист, циничен, развратен, он мечтал обрести вечное успокоение на прованском фарфоровом блюде среди инжира и артишоков, но ушел из жизни жалко, как и подобает великим… Мать сошла с ума. Пряталась в темные углы, дрожала, ждала что вот-вот и ее прикончат, а затем ударилась во все тяжкие… Кто только не был в ее соломе! Летучие мыши, собаки, медведи, петухи, дикие селезни… От одного из этих маргинальных испепеляющих страстных соитий родился я - ЧЕБУРАШКО. Потом мать остепенилась, вышла замуж за приличного хомяка, переехала в школьный зооуголок…
4 года назад
Комментариев нет:
Отправить комментарий